Любимой, родной Донской Природе,
светлой памяти казака Липатова,
посвящается.
На Нижнем Дону грянула запоздавшая весна. Средь почерневшего, изломанного зимними ветрами бурьяна, да пожухлой прошлогодней травы, золотом засиял первоцвет. Нарядились белыми цветками корявенькие степные жердёлы, вслед за ними, побелели и вишни с алычой, привлекая к себе трудолюбивое племя пчёл. Изумрудная молодь трав и листвы, оживила сероватый унылый пейзаж, и холодные воды гордо идущего в морю Дона, в окаймлении юной зелени, стали по-летнему приветливыми. Прилетели с зимовья рыжаки, и взволновано покрикивали они, кружась над Широкими Бакланцами. Средь иссохшей прошлогодней куги мелькали хвосты перепелов, да нарядные фазаны. В небесах грозно кликал кобчик, а с позеленевшего пригорка тревожно засвистел матёрый байбак, да спрятался в нору, подав пример своим сородичам. Жизнь кипела вокруг. Каждый листок и травинка, каждая птица и зверь, торопились жить, да оставить потомство.
Дед Тихон Липатов, поглядел на далёкий Новочеркасск, и тоскливо вздохнул. Ещё три дня ждать, покамист прибудет внук с правнуком и правнучкой – родились двойнята. Наступила долгожданная пятница, и дед влезши на старого коня, побрёл в степь, щелкая кнутом и покрикивая на коровью молодь, что все пыталась отбиться от стада, блукая по колено в грязи, влезши в притопленную низину, и хрустя там иссохшей кугой.
Ближе к вечеру, дед выгнал коров к воде, и присел под вербой, на которой едва распустились изумрудные листочки. В Дону, чадил старым мотором бакенный катер «Синица», рабочие пререкаясь, взрываясь весёлою руганью, ставили крашенный в коричнево-красный цвет правобережный бакен. Тихон и предался тоскливым мыслям.
- Ставят-ставят, всё никак не поставят. Щас опять погонят мазут продавать, и опять всё засерут, вся вода вон мазутной плёнке! Торгуют, нашей землёй, водой, черной икрой кишку набивают, да яхты себе в европах скупают. Как пришли в двадцатом, так и пьют кровь сволочи! Немцы так над народом не издевались! И некому и слова гаркнуть, все то вон хвост поджали. Казаки-то, вон, этой же сволочи и прислуживают, что ихних прадедов в расход пускала. Тфу! Вырядились в лампасы, да пляшут на потеху палачам своих дедов-прадедов. Измельчал наш батька Тихий Дон, измельчали и души живущих при нём!
Как вдруг, стало слыхать бумканье музыки. Огромный черный джип, сверкая лаком и хромированным решеткой, словно дом на колёсах несся по степной дороге, ныряя в сухие ерики, ревя турбиной, и поднимая пыль до небес. Джип остановился, из него важно вылезли трое парней парней, и выпрыгнули трое девчат. Водитель, Артак Дилбарян, был пьян, собственно как и вся компания. Дед был не в силах слушать чужеродные напевы, и плюнув в сторону компании, тихонько поехал верхом ближе к хутору, но раздавшийся крик девчонок, привлёк его внимание. Внизу у самого Дона, близ прибитой волнами к берегу коряги, бушевала змеиная свадьба.
Ужаки, водные и обыкновенные, в угаре весеннего любовного гона, свивались в плети, иногда сердито шипя друг на друга, возмущались самцы.
- Оооо! Гадюки бля! - Орал один из парней.
Недолго посовещавшись, они взяли с багажника биты, и пошли убивать ужей с криками «гадюки сука!».
- Зачем ребята, зачем? Оставьте в покое, это же живые твари божьи! Ышь! Хозяева тут нашлись!
- А чо ты хочешь дед? Гадюки бля! Вон с ужаками скрещиваются!
Дед лихо съехал по крутому спуску к месту событий, и слезши с коня, подошел прям к змеиному клубку и возмущённо сказал:
- Так они вас трогают? Эх вы! Какие ж это гадюки, это ж ужики.
- Да вот же! Шахматная гадюка бля сука!
Дед ступив к самому центру змеиного клубка, и под испуганный вой девок и удивление парней, вытащил из него добротного шахматного ужа, более метра длиной, который возмущенно шипя, не обращая внимания на деда, тянул голову с пляшущим языком к заветному клубку змеиной страсти.
- Дед, да ты колдун в натуре!
- Что ж колдун? Не жалят они! Без яду то. Гадюка, ышь, не живет у воды, она у степи, да на полях зерновых где мышей много. – шахматный змей словно удав обвил руку деда, тревожно посматривая в шевелящийся клубок, где корчились от боли, его умирающие сородичи, перебитые людьми.
- Да не может быть! Кусают! Там вон, нам сказали, в Богаевке человек умер, закусали его змеи!
- А на Кривянке, они ребёнка укусили умер, в школу шел…
- Брешуть! – злобно сказал дед – дураки, и брехуны кругом! Наплодила вас советская власть.
- Короче! Ща решим вопрос! – крикнул вдруг хозяин машины Артак.
- Не они у вас в гостях, а мы у них! – философствовал дед – они зла вам не делают. Вы вон, с девчатами собрались, чем не свадьба змеиная? Вас же палкой по башке никто не бьёт? Отож! Им ведь тоже тэсэзэть-это самое надо, не одни же вы тут любовнички.
Тем временем Артак залез в багажник, взял бутылку с жидкостью для розжига шашлычных углей, и спустившись подбежал к клубку змей, и вылил на них жидкость. Змеи корчились от ядовитой гадости, и стали в ужасе распозаться, но под крик деда, с громким хохотом, парень поджег бутылку, и бросил ее в кучу змей. Дед заголосил, замахнулся кнутом,
- Что ж вы делаете! Они же живые!
Девочки смеялись, и снимали горящих змей на телефон, лишь одна из них, в разноцветной кофточке заплакала, и закричала:
- Зачем вы это делаете садисты?!
Дед бросился к горящим змеям, и обжигая руки, стал бросать их в реку… но половина из них уже погибла или была смертельно ранена пламенем. Он с сожалением оглядел мертвых змей, и схватив обожженными ладонями кнут, бросился к тупящим парням с криками:
- Катитесь к чертовой матери, недоноски проклятые!
- Ды ты охерел дед! Гадюк убивать надо!
- Мамаши ваши гадюки то настоящие, их, и убивайте, ышь! Наплодили вас действительных гадов! – разошелся дед не на шутку, и и щёлкнул кнутом перед мордами озверевшего бычья.
- Да ты о@уел! – заорал Дилбарян, и вытащив травматический пистолет, несколько раз выстрелил в деда, и попал ему в ключицу, причинив рассечение старой гимнастёрки и до самой кости надорвав кожу. Конь испуганно заржал. Хлынула кровь, дед взмахнул кнутом, и выбил пистолет из рук. Артак поднял его, и компания убежала к джипу. Он вытащил из него Сайгу, и заорал:
- Пи@да тебе старый ган@он!
Он прицелился сначала в деда, но к нему подорвался товарищ, и перепуганным голосом сказал:
- Ты чего? Ну его на @уй по сто пятой статье * уедешь! Ашот Кунемян тебя не отмажет. А вот коня ему ёбни, чтоб знал, как с ростовскими базарить!
* - статья 105 УК РФ - убийство.
Он выстрелил, и попал коню в заднюю ногу. Картечь разорвала коню шкуру. Жалобно заржав, конь захромал прочь. Прикрикивая на девок, бычьё затолкало их в джип, и поднимая к небу пыль автомобиль умчал в сторону города.
Старик Тихон изливая им вслед проклятья, собрал перепуганную скотину, и пригнал до хутора. Он обработал рану коню, затем бросился в гараж, и спешно открутил на старом ИЖ-аке коляску, залил в бензобак свежего бензина, и завел его. Оставив мотоцикл греться, достал из схрона ружьё, патронташ.
Но вдруг, возле двора остановилось авто внука, дед заглушил мотоцикл, бросил ружьё в схрон, и отправился встречать внука и правнука с правнучкой.
- Ох! Там авария такая! Джип влетел в Урал, и перевернулся в кювет, да загорелся. Заживо сгорели пять человек, орали как страшно! Ужас!
- Лишь девчонка живая одна осталась, через окно вылетела, только оцарапалась, да ссадины по телу…
- Да ну? А Жжып этот черный?
- Ну да, Тойота-крузак.
- А девка что выжила, так она светленькая, да кофта на ней всех цветов радуги, так?
- Да дед… А ты откуда знаешь?
Но страшным, воистину демоническим хохотом разразился дед. Недоумевающие внук и невестка глядели на него, и боялись, что либо спросить дальше. Дед же безумно смеялся, то вскидывал к небу руки, то хлопал в ладоши. Но двойнята вдруг заплакали, а дед, грозя пальцем в сторону города, сердито сказал:
- Какой мерой меряли, такой и им отмеряно… Горите в аду!
Май 2015 года. Сергей Белогвардеец.
Застенки Новочеркасской тюрьмы. Камера 112.
Write a comment