Весна 1918 года на Дону была характерна повсеместными восстаниями Донских казаков против политики центральных властей в виде произвола учреждений советской власти на местах.
Восстания, поднимавшиеся рядовыми казаками, младшим и средним звеном Донского офицерства, позволили в кратчайшие сроки (2,5-3 месяца) восстановить казачью власть почти на всей территории Области Войска Донского, вышвырнув красные банды за её пределы.
Первенство здесь по праву принадлежит Суворовской станице, восстание в которой было первой искрой загоревшегося пожара. Многочисленные «свидетельства» что-то слышавших высокопоставленных повествователей, в дальнейшем создали много путаницы и кривотолков вокруг этих событий. Поэтому вдвойне ценным представляется нижеприводимый материал очевидца и непосредственного участника событий в станице Суворовской Всевеликого Войска Донского – казака Ивана Мельникова.
Конец 1917 года и начало 1918 года были наивысшей точкой революционной температуры, когда и такой крепкий организм, как казачий, надломился, не выдержал и сдал. Дух казачества, под влиянием большевицких лозунгов о мире всего мира, потерял свою сопротивляемость, и яд большевизма широким потоком залил казачьи степи.
Донцы не устояли, не смогли уберечь чистые воды родного Тихого Дона от большевицкой мути, и помутился он сверху донизу. Анархия разлилась по всем станицам и хуторам. Банды всяких Тулаков, Марусей, Щаденко и др. гуляли по привольным степям Дона. Казаки, уверовавши было в большевицкие доктрины, с беспокойством стали следить за всё увеличивающимся разгулом.
В начале 1918 года соввласть, в целях наибольшего укрепления своей власти на местах, приступила к изъятию в станицах и хуторах элементов более или менее активных; т.е. тех казаков, которые своим авторитетом могли явиться тормозом в проведении задач и целей советских верхов.
Казаки в этом увидели нарушение своего суверенитета, что и послужило, главным образом, толчком для противодействия. 2-ой Донской Округ, пересечённый 3-мя железнодорожными линиями, находился в особо неблагоприятных условиях, потому что вблизи находилась провозглашённая первой, – со дня бескровной, – Царицынская самостоятельная республика, претендовавшая на гегемонию на Волге и на Дону. Не полагаясь на боеспособность красных частей Царицынского гарнизона, состоявших главным образом из военнопленных, и не будучи уверены в преданности прибывавших с фронта казачьих частей, красные производили экспедиции в районе железных дорог.
Главным же объектом для Царицына служила Окружная станица Нижне-Чирская или просто Чирская, где в январе 1918 года был сформирован добровольческий отряд Мамонтова, ядром которого были учащиеся. Окружная станица давала тон станицам и хуторам, расположенным вне железнодорожных линий, тем более что и сама она была в 15-ти верстах от станции Чир; в 20-х числах января, по распоряжению вершителей судеб Царицына Минина и Ермана, двинулись отряды красной гвардии на станцию Чир, с целью занять и Чирскую, уничтожить отряд Мамонтова и подчинить себе весь округ. С отъездом Окружного атамана, в станице наступило безвластие.
Собранные наспех представители ближайших станиц выбрали Мамонтова Окружным атаманом; но положение не изменилось. 24 января красные занимают станцию Чир. Принятое накануне решение дать отпор красным выполнено не было, вследствие просьбы представителей станицы уйти с отрядом, дабы не навлечь гнева красных. Не встречая поддержки со стороны казаков, Мамонтов 25 января с отрядом оставил станицу. Сразу же вступили красные, расстрелявши несколько человек. По всему округу пошла установка нового аппарата власти, с предписанием кое-кого арестовать. На местах противодействие проявляли почти все без исключения казаки 6-го Донского казачьего полка.
Установивши власть, отряд красных ушёл. К этому времени приходит в Чирскую 23-й Донской казачий полк во главе с есаулом И., прилагавшим все усилия уложить всё это в казачьи рамки; многого он достиг, не было арестов и расстрелов, но выплыло новое лицо, хорунжий С., того же полка; есаула И. арестовывают и только чудо спасло его и он возвратился из Царицына живым.
С., объявив себя Начштабом в округе, повернул всё вверх дном. Главком Дона Смирнов, станицы Суворовской, отдаёт приказ о мобилизации. Хорунжий С. не замедлил произвести мобилизацию и Суворовцы пришли в Чирскую, послушали митинг, вышвырнули хорунжего С., выступавшего на нём, разодрав ему шинель и, хорошо его помяв, разошлись. Офицеры в это время, как могли, скрывались.
Агитация и всевозможные листовки теперь производили на казаков обратное действие, ибо в них провозглашалось уничтожение казачества с упрёками за его примерную службу старому режиму. Естественно, что когда казаки поняли намерение большевиков, они воспротивились; к тому же стали посылаться карательные отряды по станицам, и уже в конце февраля казаки были ярко-враждебно настроены против красных. Они поддерживали между собою связь и на одном из митингов вынесли даже постановление, что офицеры остаются с казаками – инструкторами.
Будучи совершенно отрезаны от центров, мы питались слухами; сведения проскальзывали о партизанах в Сальских степях, но цифра в нём находившихся была преувеличена.
Были случаи возмущения; 3-ри станицы: Потёмкинская, Нагавская и Верхне-Курмоярская взяли станцию Котельниково, захватили 6-ть орудий, поделили их по станицам, но на ультимативное приказание Царицына, снова их отвезли; в это время они получили из Царицына орехи, станичники шутили, что за орехи продали обратно пушки.
В хуторе Калаче пытается два раза поднять восстание полковник Макаров, но они проваливаются: время изжить большевиков ещё не наступило.
Но вот 18 марта (все даты старого стиля) 1918 года поднялась станица Суворовская. Я позволю себе привести отрывки из «Донской Летописи» (3-й том, стр.22). Г.Янов пишет: «И не выдержало сердце казачье: 18 марта станица Суворовская, по инициативе и под руководством полковника В.В.Разстегаева, первая подняла восстание против соввласти».
Никакой инициативы и руководства В.В.Разстегаевым не могло быть проявлено, ибо он был в Чирской тюрьме, в станице Суворовской никто его не знал, и только на рассвете 19 марта он был Суворовцами при взятии Чирской освобождён.
В целях сохранения истины укажу ещё на неточности там же: «Восставшие послали гонцов к Походному Атаману генералу Попову с просьбой прийти». Посланы были казаки Р-н и К-в не к Походному, про которого ещё у нас не знали, а к Мамонтову, имя которого у всех было на устах.
И, наконец, на стр.23: «С прибытием в станицу Нижне-Чирскую отряда Мамонтова, решившего отделиться от главных сил», и т.д. Мамонтов отделяться не решал, а имел просьбу восставших и приказание Походного.
Итак, 17 марта 1918 года. Тоскливо, на душе что-то скребёт... К вечеру в станицу Суворовскую с горы стали спускаться подводы с вооружённым воинством, начавшим располагаться в центре станицы группами. Начальник карательного отряда товарищ Поляков (бывший кирасир его величества), член обл. ком. Филиппов и член окр. сов. с двумя красными расположились в доме торговца, успевшего скрыться. Сын хозяина дома, офицер, войдя в дом, увидел гостей. Знакомясь и ужиная вместе, товарищ Поляков достаёт предписание об аресте некоторых лиц в станице, в том числе и этого офицера. И, о ужас! – каково было удивление этого офицера, когда в одной из двух подписей он увидел подпись своего друга и сослуживца сотника К., кстати сказать, некоторое время скрывавшегося вместе с ним.
Хозяйка так перепугалась, что не знала, чем и угощать «дорогих гостей». Отлично выпив, товарищ Поляков предлагает офицеру пойти переспать куда-либо, ибо в его собственном доме места для него не оставалось; однако, взял слово на утро к нему прибыть.
В то время как начальство «подкреплялось», в станичное правление стянули кого могли на митинг, приславши присутствовать человек 20 красных, и на сцене, при поддержке «иноземных штыков», появились станичные говоруны... Но, «радио» работало, и через какой-нибудь час всё, что здесь происходило, было известно в хуторе Хлебенском (2-ве версты от Суворовской).
В Хлебенском фронтовики 6-го и 23-го Донских казачьих полков, в свою очередь, собрались обсудить положение, ибо на утро, по распоряжению красных, все фронтовики всех хуторов должны были прибыть в станицу. Хлебенцы собрались: скажи против – арест, да и Царицыном пахнет.
Выхода нет, но вот наконец человек 10 истинных казаков, из наиболее решительных, во главе с И.В.М-м (Атаманского полка), решили обезоружить карательный отряд в Суворовской.
М-в сейчас же набросал постановление об этом и, с надёжным казаком, ночью отправил его по ближайшим хуторам, с просьбой вооружёнными прибыть на утро в хутор Хлебенский. Вот с этого момента и с этого хутора и родилось Суворовское восстание; оно дало толчок для удачной дальнейшей борьбы с красными; оно спасло отряды в степях, чуть было не расплывшиеся, и подняло весь Дон.
Утром 18 марта в Суворовской идёт митинг, а рядом в хуторе Хлебенском сгруппировывается кулак из фронтовиков, причём, до 10 часов утра красные об этом ничего не знали; но на хуторе нашёлся предатель (сын его был в карательном отряде), который сделал донос товарищу Полякову, и Поляков решает ехать на хутор Хлебный, чтобы поговорить лично самому с фронтовиками. На хуторе заметили, что предатель исчез; это нарушило весь план фронтовиков: предполагавшийся захват Суворовской в полдень пришлось ускорить, и фронтовики выступили раньше. Подойдя к станице, они встретили ехавшего к ним товарища Полякова, которого инициатор М. сейчас же арестовал, допросивши его, зачем и почему он пришёл на Дон.
У окраины станицы из отряда было послано два человека на митинг, с требованием о разоружении; часть же конных была послана перерезать пути отступления карательному отряду на Чирскую.
Красные растерялись и стали разбегаться; в это время влетели фронтовики, и пошла рукопашная; часть красных за это утро успела кое-кого пограбить.
В течение четверти часа весь отряд был обезоружен (98 человек с пулемётом и гранатами). Красных заперли в сарай и к вечеру под конвоем отправили в соседнюю станицу Есауловскую, надеясь на её помощь, которую, между прочим, получили много позже.
В станичном правлении, вместо митинга, образовался сбор. Решено было борьбу продолжать. В основу борьбы легло постановление фронтовиков хутора Хлебенского. На должность командующего был выбран Алимов Степан Кон., хорунжий 51-го Донского казачьего полка, арестовать которого красные не успели. Алимов, вызвавши двух офицеров, приказал одному из них написать приказ о вступлении его в командование, о назначении двух помощников и о назначении коменданта Суворовской станицы вахмистра Б-ва.
Одновременно же по его приказанию тем же хорунжим Р. было послано приказание по задонским хуторам: вооружившись, на утро выступить в Чирскую.
В 8 часов вечера, в присутствии всей станицы, был отслужен молебен и отряд тронулся в окружную станицу Нижне-Чирскую.
Колонна растянулась версты на четыре, молча продвигаясь вперёд, поднимая казаков хуторов, расположенных по пути, и имея в своей среде вояк всех возрастов, от мальчиков-внуков до убелённых сединой старых дедов, вооружённых шашками, вилами, кольями и т.п. примитивным «оружием». Подойдя к Чирской часа в два ночи, сделали отдых, во время которого Алимов даёт задачи: хорунжему Р., примерно с 120-150 конными войти в Чирскую, захватить телеграф, телефон, казначейство, выставить конных на выездах из станицы, и освободить заключённых из тюрьмы.
Прапорщику Б-ву с частью отряда обезоружить небольшой отряд красных, расположенный в клубе. Сам же со всей главной массой казаков (пехота) спускается по Бобровской балке и идёт разоружать главное гнездо красных, расположенных в помещении местной команды. Красные, не ожидая казаков, спали и сразу же были все обезоружены. И здесь первым вскочил в помещение тот же М., захвативши всю пирамиду с винтовками. Удача полная: мы ни одного человека не потеряли.
Через час без шума и стрельбы всё было закончено; сотнику П. даётся задача арестовать весь комитет, большую часть которого он и арестовал, после чего первым занялся организацией пулемётной команды.
На рассвете оставшаяся группа при хорунжем Р. подъехала к тюрьме, немедленно освободив арестованных офицеров и «буржуазию».
Ротмистр М-в, бросаясь к хорунжему со слезами радости, указывает на валявшегося на полу прикрытого шубёнкой старичка и представляет его как подполковника Разстегаева, единственного оказавшегося с нами штаб-офицера.
В числе арестованных были отличные офицеры: есаул Звонарёв, есаул Гульцев и много других; часть из них в первых же боях погибла, другие же разбросаны по белу свету. Живы ли теперь вы, братцы? Помните ли вы, как тогда шли спасать свои очаги и своё правое казачье дело?
Пройдут годы и, собравшись, – Бог даст, – у себя, на пропитанной кровью казачьей земле, мы вспомним вас и отдадим последний долг, погибшим за казачество.
Едва просыпавшейся станице ещё ничего не было известно, и велики были радость и удивление Чирян, когда они узнали о столь счастливом избавлении от красного ига.
По колокольному звону на площади собрано было почти всё население станицы Нижне-Чирской, которое сразу же присоединилось к восставшим, выбравши тут же Окружным Атаманом, пришедшего сюда же прямо из тюрьмы в той же шубёнке В.В.Разстегаева, который, несмотря на преклонные годы и пережитые в тюрьме потрясения, своими словами и воззваниями воодушевил казаков. Из старых писарей сколотили канцелярию и управление, – оно же и штаб, – стало работать.
Трофеями захвата Чирской и склада оружия были 15 пулемётов, свыше 3.000 винтовок разных систем и около 200 тысяч патронов.
Получилась всё же маленькая оплошность: хорунжий Р., оставляя на телеграфе Б-ва, приказал ему к аппаратам ни кого не подпускать, но большевичка-телеграфистка, сидя у аппарата и разговаривая с ним, сообщила о захвате Чирской в Морозовскую; узнал о том и Царицын, но подробностей там ещё не знали...
Арестованный ревком в полном составе препровождён был в тюрьму. Хорунжий С., начальник штаба красных, успел раньше уехать в свой Усть-Медведицкий округ. (Впоследствии его Мамонтов искал, но он как-то сумел улизнуть).
В силу ли дружбы или каких других причин мы даже не арестовывали некоторых офицеров, даже тех, кто было перешёл к большевикам на солидные должности. Мести таким не было и они работали с нами вместе.
В первый же вечер к нам явился ротмистр И.Т.Н-н, фактически вынесший на своих плечах роль начштаба; редакции многих воззваний принадлежали ему, ибо В.В.Разстегаев страшно уставал, да и много первых ночей не спал. Комендантом Чирской назначен был есаул К.
Главная заслуга Разстегаева в тот момент была в том, что он сразу же всеми доступными путями посылал приказы и воззвания с призывом о присоединении к восставшим, об уничтожении совдепов и о восстановлении своей казачьей власти.
В первый же день разъезд тех же Хлебенцев, высланный в направлении станции Чир, разогнал красных. Царицын всполошился и послал на нас отряд до 3.000 человек. В первом же бою, где Разстегаев вёл цепи стариков, красные были разбиты, взято было свыше 1.000 пленных; здесь, при взятии станции Чир, понесли и мы первые потери. В течение 3-х недель мы не знали неудач и счастье сопутствовало нам, ибо на нас высылалась не масса, а одиночные отряды, которые мы и уничтожали. Геройски вели себя старики.
Было время, когда дети, старики и бабы кольями изгоняли с родной земли чужую нечисть. Можно бы об удали казачьей много привести примеров. Например, одна казачка станицы Суворовской получила Георгиевскую медаль за то, что отбывая у красных повинность по перевозке их войск, схватила винтовку и пятерых из них пригнала в распоряжение нашего отряда. Да, было время... и будет, дух казачий жив, не умер и не может умереть.
Всё командование было сосредоточено в руках Алимова и всеми операциями руководил он. Денег не имели, если не считать взятых от казначея ревкома 70-90 тысяч; довольствовались, что имелось на хуторах и что привозили из домов. Случайно пришедший пароход был задержан, по приказанию Окружного атамана погрузили на него пленных и отправили в Цимлянскую.
Фронт наш растянулся по линии хуторов – вверх от Чирской по реке Чир. Стали появляться сведения о начале восстания в других станицах, прибыла делегация станицы Екатерининской – давал ей инструкции начштаб и Окружной Атаман. Приезжали и Филипповцы, представителю которых дано было несколько пулемётов.
Красные начинают вести бешеные атаки. В то же время из Царицына и Морозовской, с которыми связь по телеграфу прервана не была, – требуют уничтожения власти Окружного Атамана.
Дабы ввести в заблуждение красных, власть Окружного Атамана заменили Окружным советом, с тем же Разстегаевым во главе, указавши на то, что против советской власти не идём, выбираем своих людей, и не желаем иметь присланных, а посему им и предлагаем уйти из округа и не навязывать нам чуждый элемент в комиссары.
Подобные переговоры и уступки сделали наглее красных, и они по аппарату требуют делегацию в Морозовскую к Смирнову.
Выехавшая к ним делегация была ими разъединена, часть казаков-суворовцев задержана; есауловцев они отпустили. Те, возвратясь обратно, вероятно получив обещание и уверения, стали убеждать есауловцев бросить фронт, и большая часть ушла, за исключением казаков двух-трёх хуторов, примкнувших сразу к нам раньше.
Начались митинги, поговаривали о выдаче офицеров, но Суворовцы и Чиряне с Алимовым устояли, ожидая результата посылки гонцов в Сальские степи за Мамонтовым. Задачу они выполнили и привезли ответ от Начштаба В.Сидорина.
Генерал Попов двинулся в станицу Нижне-Курмоярскую, переправившись через Дон. Отряд Мамонтова (2 калмыцкие сотни, офицерский взвод Атаманского полка с одним орудием и 30 снарядами) направился в Чирскую.
Провожаемый три месяца назад с бранью Мамонтов теперь встречался с колокольным звоном, да к приходу его положение становилось критическим: бои всё время шли, потери уже были значительными, пришлось дополнительно мобилизовать стариков станицы Чирской и Суворовской.
Красные прибывали всё в большем количестве, – не только из Царицына; появлялись крупные отряды с Луганска, Шахтной и других мест. Разлив Чира был для нас спасением, громы и молнии по аппарату нас не пугали, но красные, подтянув артиллерию, стали громить хутора и Чирскую. Станица опустела, жители стали разбегаться, драпнул кое-кто и из офицеров, но дальше Суворовской уйти никто не мог, так как их там арестовывали и снова направляли в Чирскую.
К приходу Мамонтова, восставшие имели до 45 пулемётов, свыше 3.000 бойцов, много винтовок, 6 орудий, но у них не было почти патронов.
С приближением отряда Мамонтова, хорунжий Р. посылается с двумя убелёнными сединой стариками от штаба восставших встретить Мамонтова, доложить ему о создавшейся обстановке и настоятельно просить его подействовать на есауловцев.
Встреча происходит верст за 40 от станицы Чирской. Всё ему на пути было доложено, и Мамонтов сейчас же отдал приказание повернуть калмыков в станицу Есауловскую. Калмыки произвели надлежащее воздействие и есауловцы двинулись на фронт.
Таким образом, восставшие в течение 6-ти недель выдержали все бои до подхода Мамонтова, с его же приходом казаки приободрились, настроение у них приподнялось. Власть сосредоточилась в одних руках, и стала успешно производится организация сотен и отрядов с участием прибывших офицеров.
Северные станицы 2-го Донского округа, отрезанные от нас красными, всё с тем же неугомонным полковником Макаровым, в свою очередь, начали подниматься против красных.
Впоследствии Суворовцы образовали свой полк во главе с Алимовым, первая сотня была сотней В.В.Разстегаева.
Алимов в самое короткое время произведён был в есаулы, другие офицеры получили чины, все же казаки-суворовцы произведены в урядники, а подхорунжие в прапорщики.
Так зародившаяся в буйных казачьих головах хутора Хлебенского мысль о борьбе с поработителями вылилась в громаднейший пожар на всём Тихом Дону...
Иван Мельников
Статью подготовил
есаул ВВД А. А. Половцев.
Write a comment
С Дону (Thursday, 30 July 2020 00:45)
Спасибо Сергей! Моя историческая родина, прадед по отцу с тех краев, и участник событий 100 пудово.