Чикамас-донское название рыбы окунь.
Глава I
= ̶ ̵̵̵̵ Новочеркасск 1906 год. ̶ ̵̵̵̵ =
Генерал-губернатор Чикамасов долго ждал, когда Господь пошлёт ему сына. Три дочери не были утехой для души его, ибо были точными копиями, сказать честно, нелюбимой им жены.
Жизнь генерала в карьерном плане удалась, блестящая учеба, кампания в Китае, Русско-Японская война, принесли ему боевые ордена, положение в высшем обществе. Им добросердечно восхищались и ставили в пример, ибо все его звания, ордена и положение были заработаны честно. Уволившись с военной службы, генерал служил на мирной гражданской должности. У него было всё, кроме долгожданного сына.
В ноябре 1906 года Чикамасов прибыл в Столицу Области Войска Донского по делам службы, и пришла долгожданная новость – жена родила сына! Под хмурыми осенними облаками, генерал сиял от счастья, он не видел никого и ничего, лишь бы скорей вернуться в город N и скорей взять на руки сына. Вмиг потускнели ордена и генеральные погоны, стали не важны ни титулы, ни высокое положение, ни предстоящая встреча с наказными атаманами Донского, Кубанского и Терского войска. Теперь всё это значило меньше, чем пожелтевшие листья, которые срывал с деревьев бойкий степной ветер, швыряя их на брусчатку, под ругань дворников.
Из роскошного здания Войсковой Канцелярии генерал отправился в недавно открытый огромный Войсковой Собор, дабы помолиться Господу Богу о здравии новорождённого. Обедняя служба была окончена и в Соборе почти никого не было. Чикамасов истого помолился и отправился к выходу, шаги его эхом разносились по огромному залу, вдруг святые образа, пламя свеч, своды и окна задвоились, в ушах пронзительно засвистело и генерал, как подкошенный упал навзничь на мраморные полы. Лишённого чувств его подняли и уложили на лавку, кто-то послал за фельдшером, но генерал скоро пришёл в себя.
- Граната японская. Прям под ногами рванула, все осколки мимо прошли, ни царапины, но дюже сильно контузило, с тех пор вот, маюсь… - поведал генерал взволнованным служителем Собора и, не дожидаясь фельдшера, вышел на улицу, с леденящим ужасом вспоминая видение во время обморока.
Высокий старик с длинной белоснежной бородой в чёрном монашеском одеянии держал на руках новорождённого генеральского сына и громогласным голосом приказал Чикамасову помочь первому попавшемуся на его пути нуждающемуся, помочь всецело, спасти ему жизнь, отдать всё, что ему потребуется. Иначе, страшное - генеральский сын умрёт!
Генерал мечтал о сыне всю жизнь и это видение он воспринял как Божий наказ.
Взяв извозчика Чикамасов обдумывал, где и как ему выполнить приказанное свыше, пока ехали до гостиницы «Европейской», в которой остановился генерал, он заговорил с извозчиком, тот жаловался на высокую не казачью[1] пошлину и дюже прытких конкурентов из конторы «Мягкий рессор».
- Совсем жития не дают Ваш-высокородие! Хучь у петлю лезь! - возмущался извозчик, грозя кулаком в сторону Судебной Палаты, близ которой стояли фирменные экипажи с холёными лошадьми и ярко-зелёными сиденьями.
Генерал глядел на спину извозчика, и сердце подсказывало, что он не тот нуждающийся, которому нужно помочь.
[1] Не казачья пошлина- налог для иногороднего населения (не казаков) Новочеркасска и ОВД.
Глава II
= ̶ Игнат ̶ =
В богатом Новочеркасске было мало нищих, один из них жил при лодочных мастерских близ железнодорожного вокзала, звали его Бомбуло Игнат. Неизвестного роду-племени, 25 лет от роду, жил он случайными заработками, да беспробудно пьянствовал.
В тот ноябрьский день, когда генералу пришло видение, Игнат стоял близ перекрёстка Атаманской и Александровской улиц и рвал подбитый первыми заморозками шиповник, раскидистые кусты которого росли близ двухэтажного каменного дома.
Остановив извозчика близ входа в гостиницу, генерал увидал Игната. Из под видавшего виды холщового картуза торчали во все стороны давно нестриженные и нечёсаные каштановые патлы, грязный, с протёртыми до дыр локтями, пиджак, не менее грязные штаны, ниже колен превратившиеся в редкую бахрому, а худющие ноги утопали в огроменных не по размеру чириках. Игнат воровато озирался по сторонам и, срывая шиповник, складывал его в истрёпанный сидор времён турецкой войны и тихо чертыхался, когда вездесущие колючки цеплялись за рукава пиджака.
«ОН» - резюмировав вид Игната, решил генерал и уже искал повод завести разговор.
- Эй, ты! Ирод! А ну чеши отсюдова! - грозно крикнула Игнату немолодая казачка ответственного вида, с огроменными перси и добротными, нетронутыми сединой иссиня-чёрными волосами, повязанными шёлковым платком.
- Матушка, я усё! - виновато развёл руками Игнат.
- Ышь! Я те покажу, «матушка»! Зараз чеши давай отсюдова, да чтоб духу твоего тут не было - грозя кулаком сердилась казачка.
Игнат закинул сидор на плечо и сначала ступил вниз по Атаманской, но, развернувшись, неуверенно засеменил наверх к гостинице, и, увидав строгую фигуру генерала, свернул в сторону Храма Александра Невского.
- Постой, парень! - окликнул Игната Чикамасов.
Игнат испуганно оглянулся, - «Гянярал, да ишо и казачий».- подумал он предвкушая неприятности.
- Постой! Не боись!- успокаивал его Чикамасов, видя его смятение.
- Слухаюсь, Вашбродь! - сипло рявкнул Игнат и покорно выпрямился.
- Скажи, парень, а в чём нужда твоя?
Недоумевающий Игнат растерялся: генерал - и спрашивает, что нужно, удивительно! Завязался разговор, Игнат весьма подробно рассказал Чикамасову нехитрую историю своей жизни. Родился в мужицкой слободе Гуляй-Борисовке, в крестьянской семье. Отец его был батраком, мать работала при церкви, а дед когда солдатом был, медаль получил за Крымскую войну. Но когда Игнат был совсем маленьким, то случился в хате пожар, и лишь он один остался в живых. После рос сиротой при церкви. Скупая на вольности церковная жизнь пришлась Игнату не по нраву, и в 14 лет он сбежал в Новочеркасск, где зимой 1895 года его, замерзающего в подворотне, подобрал известный лекарь Мануйлов. Лекарь решил обучать Игната своей науке и за несколько месяцев учёбы Игнат стал подавать надежды, но и тут Игнат не усидел и сбежал, ютясь, где придётся. Бартыжая по городу, клянча милостыню, да по мелочи подворовывая, к 15 годам он уж пристрастился к спиртному.
По весне 1897 года, когда разлив Дона добрался аж до нижних улиц Новочеркасска, Игнат помог утопающей семье казака станицы Кривянской Поцелуева, перегруженная барка которого перевернулась близ мельницы. Благодарный казак пристроил Игната к лодочной мастерской, коей заведовал его шурин казак Кулаков. У Игната появился кров над головой и постоянное занятие, но пьянство пустило молодую жизнь под откос, и вскоре Игнат попал в тюрьму за пьяное буянство на Сенном рынке. Через полгода он освободился, но уже в 1899-м ограбил керосиновую лавку на Почтовой и угодил на 10 лет каторги, однако менее чем через пять лет был амнистирован. Освободившись, вернулся в мастерские к Кулакову, тот постоянно выгонял его за разные проступки, но, сжалившись, брал непутёвого сироту обратно. Вот и на днях Игнат в очередной раз прогневал Кулакова и теперь скитался, где придётся.
- На неделе с похмелья самовар утянул, вместе с сапогом, да продал за десять пятаков, а Кулак за него семь рублёв отдал. Теперича лютует. Ну ничё! - обнадёжено махнул рукой Игнат - покамист лёд не стал, лодочником подработаю и долг отдам, и пиджак в полоску куплю… - Игнат на мгновение взглянул в степь и добродушно рассмеялся.
Генерал внимательно выслушал его и простыми словами объяснил, что Божья милость снизошла на него, что теперь у него будет всё: и дом, и семья, и пиджак в полоску, и жизнь его будет светлой, главное строго завязать с пьянством.
- Хату я тебе куплю, докýменты оформлю, будешь жить справно, по-человечески.
Игнат с трудом верил в происходящее, то ли сумасшедший этот генерал, то ли действительно Господом Богом послан! Опустив взгляд очей, Игнат промолвил:
- Да мне бы лишь семь рублёв Кулаку вернуть… а то с церквы гонют, с базару гонют, везде гонют, Ваш-бродь…
- Игнат, у тебя будет свой дом и больше тебе не придётся где-либо ютиться, осознай это. Завтра, в девять часов до полудня буду ожидать тебя здесь, пойдём в управу, сделаем тебе докýменты и найдём хату. Вот, возьми сто рублей, раздай долги, купи себе пиджак и штаны кои пожелаешь.
Генерал дал Игнату десять золотых червонцев и строго наказал:
- Только гляди не напейся!
- Спаси Господи господин генерал… Я… до завтра… Спаси Христос Ваше превосходительство! - несвязно лепетал Игнат, глядя своим по-детски откровенным взором то на небеса, то на генерала.
- До завтра Игнат. Я верю в тебя , ибо ты настоящий человек.
Чикамасов до вечеру гулял по Александровскому парку, вдыхая аромат степного воздуха и шуршащей под ногами листвы. Остановившись близ чугунного фонтана, он обратил взор на купола Александровского храма и сам себе тихо сказал:
- Он будет настоящим человеком.
Глава III
= ̶ На всё - воля Божья ̶ =
Наутро генерал прождал час, но Игната всё не было. В смятении он отправился обратно в гостиницу, чтоб разузнать у швейцара, где находятся эти лодочные мастерские казака Кулакова. Но едва он поднялся по ступенькам ко входу, молодой казак с шевронами городовой полиции на шинели, лихо осадил коня, бросил поводья на коновязь и, мигом вбежав на ступеньки, козырнул генералу:
- Здорово живёте Ваше Превосходителсьтво!
- Слава Богу, казаче!
-Честь имею обратиться - младший урядник Новочеркасского сыскного отделения Сергий Островерхов. Дозвольте объявить Вам поручение.
- Дозволяю.
- Вы генерал - губернатор N-ской губернии Тимофей Павлович Чикамасов?
- Он самый.
- Во вчерашний день, как нам известно, у вас были похищены деньги, прошу прибыть вас в отдел сыска для опознания преступника.
- Голубчик, тут явная ошибка, ибо у меня ничего не пропало и кто этот, так называемый преступник?
Казак объяснил, что он человек маленький и лишь послан, дабы вызвать генерала. Чикамасов, взяв извозчика, прибыл в отдел. Молодой есаул пригласил генерала в кабинет и приказал Островерхову:
- Привести Бомбулу!
**
Что же произошло?
Расставшись с генералом, Игнат бегом отправился в одёжную лавку, где купил себе чёрный, в тонкую серую полоску, пиджак, штаны, щегольскую красную рубаху, фетровый зелёный картуз, жёлтые ботинки и извозчичий овчинный полушубок. Весь в обновках, сияя от счастья, он прибыл к Кулакову и отдал долг за самовар. Кулаков, стряхивая с рабочего фартука стружку, взглянул на деньги, потом на Игната и, недоверчиво покачав усатой головой, молвил:
- Никак банк грабанул!
- Эх! Не поверишь! Сам Бог с небу прислал! Я теперь и в человеки выбьюсь, вот поглядишь - гордо покручивая стеклянные пуговки пиджака, говорил Игнат и поведал невероятную историю про генерала добродетеля.
- Врёшь! - в один голос сказал Кулаков и отошедшие от работы батраки.
- Хех! Куда вам то! Бывайте!
Игнат вышел из мастерской и весело посвистывая, зашагал среди куч паровозного шлака к вокзалу. По привычке покрутился на перроне, раскланялся подозрительно оглядевшему его с ног до головы городовому, и отправился на извозчике в питейный подвал «У Самсона».
Игнат Бомбуло пил в последний раз, ведь он без одного дня человек! Это он говорил всем посетителям подвала, щедро угощая выпивкой и закуской. Каждому он спешил рассказать о привалившем ему счастье. Но народ лишь посмеивался, попивая Игнатову выпивку.
- Но даже ежель и так, то зачем тебе дом? Ты ж окромя как о бутылке, да о пиджаке в полоску в своей жизни боле и не ведаешь. Да и то, пиджак тебе нужон, дабы заложить его за бутыль - другой. - беспристрастно высказывал своё мнение Аким - паровозник.
Игнат оторопел. Аким был единственным на весь кабак, кто не пил за его счёт и рассчитывался за свою выпивку сам, отсыпая халдею, чёрными от угля и масла ручищами медные копейки.
- Дом это тому - поучительно продолжал Аким - кто живёт по-Божьи: семью заводит, дитятей ростить, делом занят, а тебе что? Водка, да шляться! Иль брешешь, иль дурака тебе бестолочи Бог послал, знал бы он, генерал какой ты фрукт.
Игнат, грохнув по столу кулаком, возмутился:
- Что ты гад от зависти желчью брызжешь, мне сам Бог велит человеком стать! Умный он, гля! А сам-то много преуспел? Сам-то из того же теста! - и, вскочив, хлопнув себя рукой в грудь, крикнул - Я человек!
- Ты человек? - невозмутимо пригубив пиво, с издевкой спросил Аким. - да будь ты человек, то Богу бы зараз молился за здравие такого дурака, что дома тебе да сотни рублёв дарит, а ты же хлещешь, сидишь. Я то человек маленький, мне хенералы дворцы не дарють, но Господь милует, знаю зачем живу, детей, вон, ращу, пущай и не богат, но своё имею и чужого не надо.
Игната душили слёзы обиды, публика шушукалась и хихикала, Аким же, довольный произведённым эффектом, презрительно смотрел на побагровевшего Игната, и вытерев с седоватых усов пивную пену, задымил папиросой.
- Да ты… - срывающимся голосом выдавил из себя Игнат - пошёл ты к чёрту! А я, я человек! - и, грохнув кулаками по столу, купил у халдея бутылку водки, вышел вон из затянутого табачным дымом кабака.
Он поднялся по ступенькам наверх и услыхал громкий хохот и похвалы острословному Акиму и презрительные кривляния в адрес его самого. Игнат глубоко вздохнул свежий морозный воздух, взглянул на украшенную радужным ореолом луну, величественно сияющую над бескрайним донским займищем. - завтра всё будет иначе…завтра…завтра… - успокаивался Игнат. Свежий воздух было отрезвил помутнённый водкой и обидой разум, но из подвала вновь послышалось - «Я человек - итить-матить! Я человек! - усраться и не жить!» - и новых взрыв хохота окончательно деморализовал Игната. Он достал из рукава бутылку, яростно сделал несколько больших глотков. С подвала вновь послышалось - «Внебрачный сын генерала! Ахаха!»
- Я человек - словно кому-то доказывая, заплетающимся языком бормотал он, скользя новыми ботинками по блестящей в лунном свете заиндевелой брусчатке.
Игнат почти допил бутылку, разум окончательно покинул его. Он знал, что живущий близ вокзала Аким скоро воротиться до дому. Спустившись по Крещенскому спуску, свернув на Аксайскую, Игнат присел на корточки за кучей хрустящих от заморозка листьев и принялся ждать Акима.
В благоухающем морозом и дымом печей воздухе, было хорошо слыхать всё происходящее вокруг. На запасной ветке вокзала тяжело выдохнул парами локомотив, лязгнула стрелка рельс, звук свистка весело разнёсся по залитому лунным светом займищу до самой Кривянской. У Крещенского базара залилась лаем собака, ей ответила другая, следом третья, и поднялось перегавкивание от Собора до мельницы. Совсем рядом дико заорали коты, в схватке шурша подмёрзшей листвой, и недолго катавшись унеслись выяснять свои отношения во двор, загремев там опрокинутой цыбаркой. Загремев цепью, разразился лаем перепуганный кобель и зашумел в сенях проснувшийся хозяин.
- Рубить твою капусту! - крикнул неизвестно кому престарелый, судя по голосу, хозяин и, приперев дверь поплотнее, отправился на покой.
Игнат изрядно замёрз, но бесовьи лапы водки крепко держали его воспалённое обидой сознание. Он допил остатки водки, занюхал пушистым отворотом полушубка, и тут стало слыхать бряцанье подкованных сапог. В свете луны Игнат увидел Акима, чуть пошатываясь идущего вниз по Крещенскому спуску. Сердце Игната бешено заколотилось, эхо издевательского смеха и самодовольный вид Акима в табачной мгле кабака окончательно отдали душу в лапы бесов. Сворачивая на Аксайскую Аким споткнулся, но, удержавшись на ногах, продолжил путь к калитке своего дома, но в пяти шагах от неё заскользил на свежезамёрзшей луже и размашисто упал.
Игнат выскочил из-за кучи листьев, на секунду заколебался, но водка вновь ударила в голову и, изо всех сил сжав в закоченевшей руке нож, он бросился на паровозника Акима…
**
Грустный от услышанной истории генерал смотрел на большую карту Области Войска Донского, висящую в кабинете сыска. В роскошном чернильном наборе чуть слышно тикали часы, а за окном застенчиво кружились первые невзрачные снежинки.
- И вот выяснить бы хотелось, Тимофей Павлович - продолжил разговор есаул - как Бомбуле удалось заполучить у вас аж сто золотых рублей. Обманом али кражей? Он говорит, вы сами ему их отдали.
- Да. Это так. - вздохнув ответил Чикамасов - я добровольно дал ему деньги, чтобы он оделся, обулся, а сегодня хотел сделать ему документы и купить хату.
- Но…простите, зачем? - удивлённо подняв брови, спросил есаул.
- На всё воля Божия…
Дверь в кабинет распахнулась, казак Островерхов завёл опухшего от выпивки Игната, он, увидев генерала, окончательно поник и из опухших глаз скупо потекли слёзы.
- Зачем, Игнат, зачем?! - с болью в голосе сокрушённо спросил генерал.
- Ваш-бродь…я…я не хотел… я человек, а он, этот Аким, он паровозником работает… я ей Богу, в последний раз хотел и всё, не пить, он всё сам…говорил, что я никчёмный, что я никогда не стану человеком…
- Господин генерал - перебил Игната есаул - этому молодому человеку вы отдали деньги добровольно?
- Да. - сухо ответил Чикамасов.
Бомбуло заговорил что-то быстрое, несвязное, грохнулся на колени и, упёршись лбом в паркет, отчаянно закричал:
- Я человеееек!
Казак Островерхов, взяв его под руку, увёл его. Генерал подписал необходимые бумаги и поторопился на вокзал. Вскоре он прибыл в город N, и радость от семейного уюта и долгожданного сына затмили всё на свете.
Глава IV
= ̶ Снова война… ̶ =
Спустя несколько лет генерал вышел в отставку, и ничего не мешало ему радоваться спокойной старости и растущему сыну Павлу, с рождением которого генерал будто сам заново родился. Он возлюбил жену так, как не любил никогда, генерал писал замечательные романсы и, создав романтическую обстановку, при свечах и прекрасных алых розах, садился за рояль и пел своим крепким баритоном строки, посвящённые ей, самой любимой:
Волосья тронули седины,
От всех тревог прожитых дней,
Благодарю тебя за сына!
Благодарю тебя за дочерей!
Я снова словно юнкер молод,
Когда мне дóбра весть пришла,
Что во осенний дюжий холод,
Ты мне сыночка родила.
Моя красавица донская,
Я так тебя благодарю,
Чудесная моя, родная,
Сильней чем жизнь тебя люблю…
Так в безмятежном счастье прошло восемь лет, и в 1914 году разразилась Мировая война. Истинный патриот Чикамасов с неописуемой радостью внимал благие вести с фронта и неистово переживал поражения, и особенно развал Русской Армии.
Революцию 1917 года генерал не принял, из объятой бардаком N-ской губернии вместе с семьёй он вернулся на Дон, в родную станицу Грушевскую. Лишь Божьим чудом семья Чикамасовых избежала расправы в феврале 1918, когда в станицу вошли разнузданные красногвардейские банды Петрова и Саблина.
Когда в апреле в Грушевскую вошёл отряд полковника Дроздовского, то генерал вопреки мольбам жены отправился вместе с офицерами и солдатами на Новочеркасск и принимал участие в его спасении от большевиков. Далее, в сформированной Донской Армии командовал конным полком, Чикамасов не посылал, а водил своих казаков в бой, восхищая своей лихостью сослуживцев. Но в одном из боёв генерал был тяжело ранен и на этот раз он решил окончательно оставить службу.
В 1919 году Донская казачья армия была включена в состав Вооружённых Сил Юга России под командованием генерала Антона Ивановича Деникина, и началось наступление на Москву. К осени Белая Армия вышла на решающие позиции, несмотря на многократное превосходство большевиков. Но доблесть и самопожертвование на передовой губил тыл, порядок в котором главнокомандующему Деникину и атаману Войска Донского Богаевскому добиться оказалось сложнее, нежели на фронте.
В октябре 1919 генерала Чикамасова вызвали в Ставку, и ему было объявлено о назначении на должность начальника отдела снабжения Донской Армии.
- Наша главная беда в тылу и, к сожалению, дело не в бандах Махно и большевистском подполье, а в наших структурах снабжения, которые погрязли в воровстве и коррупции. – разъяснял ситуацию Деникин. – при взятии нашими войсками N-ской губернии наша служба контрразведки изучила архивы и Вашу, Тимофей Павлович, деятельность. Изучив доклад, я пришёл к выводу, что вы тот, кто в силах наладить положение тыла.
- Мало того, - вступил в разговор атаман Богаевский - если бы такие честные и ответственные люди как вы, Тимофей Павлович, были губернаторами по всей Империи, то судьба России не омрачилась бы ни Революцией, ни Гражданской Войной.
Чикамасов взглянул на Деникина, затем на Богаевского, встал, поправил воротник генеральского кителя и волнительно молвил:
- Господа! Христом Богом прошу вас, уж лучше я сейчас же выступлю на фронт в должности рядового казака, но только не тыл, ибо…
- Тимофей Павлович, - не терпящим возражения голосом прервал его Деникин - нам нужен не просто генерал, не просто начальник, нам нужен человек. Вы тот, кто своим безмездием и честолюбием в силах решить поставленную задачу. Судьба Великой России, будущее её народов зависит во многом от вас.
Чикамасов взглянул в окно, стройный взвод юнкеров, чеканя шаг, пел строевую:
Смело вперёд за Отчизну Святую,
Дружно как братья пойдём,
Страху не знаем мы и удалýю,
Песню в бою запоём…
- Разрешите приступать господа.
Глава V
= ̶ Катастрофа ̶ =
Вскоре после вступления генерала в должность Донская Армия потерпела одно из главных стратегических поражений, причины которого были немыслимы. Эшелон с подковами для казачьей конницы бесследно исчез, снаряды для орудий пришли с запозданием, и в ранние заморозки на неподкованных конях и без поддержки артиллерии казаки отошли. В образовавшуюся трещину фронта хлынули силы противника, нанеся сокрушительный удар во фланги Донской Армии и Добровольческой Армии, которая вынуждена была оставить Курск. Фронт с каждым днём отодвигался на юг.
Неимоверными усилиями генерал Чикамасов боролся с преступлениями в тылу. В кратчайшие сроки он распознал систему саботажа и поставки предназначенного Донской Армии снаряжения красным. Виновные беспощадно расстреливались, дважды совершалось покушение на самого генерала и когда в дом, где жила семья генерала, влетела граната, чудом никого не убив, он отправил родных в Болгарию.
В канун Рождества Христова 1919 года линия фронта докатилась до Новочеркасска, Третий Донской конный корпус занял позиции для решающего боя за Казачью Столицу. Чикамасов обнаружил готовые к сдаче красным вагоны на запасной ветке Новочеркасского вокзала: множество бекеш, папах, продуктов питания и боеприпасов по документам давно ушли на передовую.
- Ей Богу! Уж лучше рядовым, в пехотную цепь, на передовую! - яростно кричал генерал, шагая вдоль вагонов с похищенным. На соседней ветке в бордовые вагоны грузилось пополнение на фронт. Генерал с болью в сердце поглядел на совсем ещё мальчишек в донельзя изношенных шинелях, некоторые подвязаны верёвками вместо ремней с висящими на них полупустыми патронными сумками.
- Где начальник Третьего корпуса по тыловому снабжению Киргинцев! Сюда его, подлеца! - А отправку этого пополнения задержать на 15 минут! - отдавал распоряжение генерал и замахал молодому полковнику, командовавшему погрузкой пополнения.
- Айда сюда! Отправка на время откладывается.
Генерал приказал ему забирать всё необходимое из обнаруженных им вагонов, и повеселевшие казаки бросились таскать столь важное добро.
- Ну вот! - радовался чубатый мальчишка, нагружая на себя мешок сахара - ишо бою нема, а уже трохвеи!
Привели интенданта Киргинцева, он громко возмущался и, едва завидев Чикамасова, принялся кричать:
- Здесь имеет место вопиющее недоразумение! Господин генерал, я требую разобраться!
- Да-да, голубчик, именно это я и хотел, разобраться-с! - спокойно ответил Чикамасов.
Генерал приказал отвести Киргинцева за разбитый снарядом тендер, побледневший от ужаса, начальник снабжения усиленно оправдывался, но генерал непреклонно провозгласил:
- За хищение военного имущества - смерть! - и достал из кобуры револьвер.
- Ти…Тимофей Павлович! Я заплачу! Я…всё объясню! Это…Я заплачу вам! Пощадите! Тимофей Павлович, будь…будьте же вы человеком!
- Я человек. - сухо сказал Чикамасов и выстрелил.
Глава VI
= ̶ Исход ̶ =
23 декабря 1919 года генерал Чикамасов и штабные офицеры Донской Армии стояли на колокольне Собора, и в бинокли смотрели на решающий судьбу Новочеркасска бой, разразившийся на буграх к северу и северо-востоку от казачьей столицы. Казаки отразили ломовой удар красной конницы, но контратака захлебнулась и, используя численный перевес, красные сумасшедшим ударом опрокинули казачий корпус почти целиком, и бело-казачьи полки, ведя жестокий арьергардный бой, отходили всё ближе к городу.
- Наши отходят… - обречённо покатилось среди скопления людей на колокольне, и всё нарастающий гул страха, возмущения, проклятий и обнадёживаний заглушал Рождественскую молитву в Соборе и гул всё приближавшегося к Новочеркасску боя.
Бесконечные колонны беженцев и отступающей Белой Армии потянулись через заснеженное займище на юг. В скорбном опустошении генерал ехал верхом и с горечью осознавал, что его труды и отнятые им жизни пусть и негодяев, но всё же людей не спасли фронт.
- Ничё! Не в первый раз Новочеркасск оставляем - обнадёжено говорил рядом идущий офицер контрразведки - в восемнадцатом оставили, потом отбили и в этот раз отобьём!
- Твои б слова да Богу в уши… - сумрачно ответил Чикамасов оглянувшись назад, на пылающую пожарами казачью столицу.
Белая Армия ушла за Дон, на тот момент казалось, что ещё ничего не кончено, и весной вновь начнётся наступление на Москву, на этот раз победоносное, но в марте последние боеспособные части В.С.Ю.Р. вели арьергардные бои в седловинах кавказских гор близ Новороссийска.
Вверенное Чикамасову имущество оказалось никому не нужным, из эшелонов выбрасывалось так оберегаемое генералом добро, лишь бы поскорей добраться в Новороссийск, никакие меры не помогали, воевать уже никто не хотел.
Генерал оказался в числе тысяч казаков, коим не нашлось места на кораблях, отправлявших остатки армии в Крым и генерал, возглавив отряд, отступал на Туапсе по узкой полоске морского берега. 60-летний Чикамасов не по годам лихо участвовал в каждодневных стычках с красно-зелёными бандами. Но в Туапсе ждала неудача-все транспорты уже ушли.
Часть отряда приняла решение остаться на милость красным, но Чикамасов возжелал погибнуть в бою, нежели сдаться большевикам, и с остатками отряда выдвинулся дальше по побережью.
Близ Кудепсты отступающие были зажаты в ущелье и в неравном бою разбиты. Словно в далёком 1905 году близ генерала разорвалась граната, но на этот раз русская, брошенная русской рукой. Генерал пал без чувств.
Кто-то больно ткнул Чикамасова дулом винтовки в спину. Грубый голос скомандовал:
- Встать контра! Ты командовал этой белогвардейской бандой?
Чикамасов поднял голову, и увидал Игната Бомбуло…
Глава VII
= ̶ Я ЧЕЛОВЕК! ̶ =
Игнат, удивлённо подняв брови, узнал генерала, лицо его стало на миг таким же по-детски наивным как тогда, в 1906 году, близ гостиницы «Европейская» в Новочеркасске. Но, оглянувшись, Игнат насунул картуз с красной звездой на глаза и сурово крикнул:
- А с этим я сам разберусь! Но до началу допрошу.
Но увлёкшиеся сбором трофеев красные не обратили внимания и, пререкаясь, делили добычу. Игнат увёл генерала от посторонних глаз и торопливо заговорил:
- Вашь-бродь! В Адлере остатки кубанцов-шкуринцев [1] погружаются, боле вашенских нигде нема, бегите генерал!
- Какими же судьбами, Игнат?
- Я тогда на каторгу попал, под Самару, там и Революцию застал, два года с Каппелем и Колчаком воевал, как их добили, то сюда, на юг послали. Вот командирю ротой… А вы… а вам спасибо, за тогда… что человека во мне увидали, войну вот закончим, семью заведу.
- Помогай Господь, Игнат!
- Вот ещё, возьмите - Игнат протянул генералу Наган и туго набитую мошну. - храни вас Бог, Ваш - бродь, поторопитесь!
- Прощай, Игнат!
Чикамасов добрался к остаткам шкуринцев, лишь чудом ему удалось попасть на перегруженную баржу, которая лишь чудом не утонула в шторм близ самой Турции. Лишь чудом он выжил в переполненном беженцами и военными Константинополе, где был спасён умирающий от тифа благодаря отданному Игнатом золоту. Позже Чикамасов нашёл свою семью в Болгарии, куда отправил их в 1919 году. Весь остаток жизни генерал молился за Игната, лишь перед смертью в 1941 году он рассказал о увиденном им знамении в Новочеркасском Соборе и умер на руках любимой жены и детей.
Игнат в апреле 1920 вернулся в Новочеркасск, где обзавёлся домом и женой, но в июле 1920 был мобилизован на ликвидацию Назаровского десанта[2], где получил тяжёлое ранение и лишился ноги. После он работал мастером в лодочной мастерской казака Кулакова, погибшего в бою с красными в 1919 году. В 1921 у Игната родился сын, в 1922 лодочную мастерскую социализировали и Игнат остался без работы. Вновь запил. Спьяну рассказывал историю про генерала Чикамасова. В январе 1923-го арестован по доносу своего бывшего ординарца и обвинён в контрреволюционной деятельности. В расстрельной команде было два сына убитого им паровозника Акима. Последними словами Игната у избитой пулями и забрызганной кровью стенки Новочеркасской тюрьмы, были громкие:
-Я ЧЕЛОВЕК!
[1] Шкуринцы-казаки дивизии кубанского генерала А.Г.Шкуро.
[2] Назаровский Десант-рейд белых казаков под командованием Ф.Д. Назарова из Крыма на Дон в июле 1920 года.
2015 год, Новочеркасская тюрьма.
Благодарю тех друзей, которые помогли мне с воли в работе над этой книгой, имя которых не могу написать открыто, до тех пор, пока в России этот преступный режим. Спасибо вам!
Write a comment